На мой взгляд, мы сейчас вступаем в уникальный исторический период, когда в течение сравнительно короткого времени происходят очень глубокие, фундаментальные изменения. Политические процессы, наподобие краха «однополярного мира» во главе с США, — это всего лишь «рябь на воде».
Опубликованный в конце
прошлого года итоговый доклад Римского клуба, который некоторые считают одним
из величайших интеллектуальных достижений XXI века, при всех его интересных
частностях, повторяет тезисы Маркса и Энгельса 170-летней давности — о
необходимости перехода к принципиально новым способам организации человеческих
сообществ и человечества в целом.
Ровно сто лет назад
закончилась Первая мировая война, которая была воспринята как итог и
квинтэссенция развития индустриальной цивилизации. Шпенглер в 1921 году написал
«Закат Европы» — своего рода «Капитал» ХХ века.
По большому счёту, в период
1914—1945 гг. шла выработка и реализация различных путей преодоления кризиса
системы классического капитализма и их столкновение между собой. Одним из путей
был большевизм, вторым — различные вариации фашизма и национал-социализма,
третьим — «новый курс» Рузвельта, с переходом, уже в 60-е годы, к
неолиберальной глобализации.
Одной из главных причин, приведших к краху советского
проекта, был как раз отказ — после смерти Сталина — от жёсткого разделения
своего общества и всего мира на «своих» и «чужих» по идеологическому признаку. Вопрос уже не стоял —
«или-или»; после принятия XXII съездом КПСС в 1961 году новой программы партии
и Карибского кризиса 1962 года он уже трансформировался в «и-и».
Была провозглашена цель
«догнать и перегнать Америку», «мирного сосуществования двух разных
общественно-политических систем» и так далее, что шло уже против самой логики
исторического развития. То есть мы тогда признали одну важную вещь: что
Советский Союз является частью мировой, то есть по факту — западной
цивилизации. Что мы находимся с ней в одном измерении, в одной системе
координат.
Отсюда — конвергенция,
усиление экономических и прочих связей с Западом, создание своей «зоны влияния»
во всём мире, на что расходовались громадные средства — в ущерб собственному
развитию, отказ от самодостаточности нашей экономики.
Процесс конвергенции завершился
в 1991 году, когда и Советский Союз, и весь «лагерь социализма» привёл в
соответствие социально-экономическую базу с общественно-политической и
идеологической надстройкой. Это могло показаться неожиданным только для тех,
кто был неспособен мыслить в категориях причинно-следственных отношений.
На самом деле
советско-партийные «элиты» успешно конвертировали свою власть в собственность,
но не утратили и саму власть. Нам не повезло только с тем, что сама западная
система давно вошла в нисходящую фазу развития, средний реальный доход в
её рамках достиг своего максимума в далёком 1959 году и не растёт вот уже почти
60 лет.
Даже если учесть появление
качественно нового спектра товаров и услуг: персональных компьютеров, мобильной
связи, транспорта, объёма доступной информации и т.п., — в других сферах нашей
повседневной жизни потеряно не меньше — в качестве продовольствия и воды,
образования, здравоохранения, в экологии, уровне социальных связей; этот список
можно продолжать ещё долго.
После кризиса 2008—2009
годов вся эта система вступила в свою финальную стадию, мы наблюдаем её агонию.
И трагедия, на мой взгляд, заключается в том, что никто не понимает, как эту
агонию прекратить и что может быть дальше: нет ни идеологии, ни теории, ни даже
сколько-нибудь приемлемого образа будущего, которое реализуется в условиях
кризисного перехода к новому технологическому укладу.
Мы на общецивилизационном
уровне столкнулись с проявлением известной и основополагающей для математики
теоремы Геделя, согласно которой ни одна система не может быть достаточно полно
и точно описана, а её проблемы — решены в рамках самой этой системы, без выхода
за её рамки. Но пределы экстенсивного расширения системы «глобального рынка»
были достигнуты в 1992 году, потенциал их интенсивного использования был
исчерпан уже через пятнадцать лет. Что дальше?
А дальше мы видим только
безуспешные попытки удержаться на краю пропасти. На мой взгляд, что-то подобное
можно было наблюдать в Римской империи полторы тысячи лет назад, когда там
происходил переход от Древнего мира к Средним векам. Но тогда переходный период
продолжался 250—300 лет, теперь же он, скорее всего, будет исчисляться
считанными годами.
Тем более налицо кризис
целеполагания. Заработать как можно больше — зачем? Больше узнать о себе и окружающем
мире — зачем? Жить как можно дольше — зачем? Религии давно отодвинуты на второй
план, а роль глобальной религии всех
времён и народов призвана исполнять наука, которая одновременно исполняет и
магическую, и мифологическую функции.
При этом наука создаёт
столько угроз такого характера, которые она неспособна не только устранить, но
даже определить. Например, каждый год создаётся около тысячи новых химических
веществ, которые попадают в пищу. Каждый год миллиарды людей съедают миллионы
тонн генно-модифицированных организмов, хотя «горизонтальный перенос» генов ещё
никто не отменял.
К чему приведёт вал мутаций
на протяжении хотя бы двух-трёх поколений, то есть 50-75 лет? А системы
искусственного интеллекта? А создание систем оружия на новых физических
принципах? Я хочу сказать, что наша «научная» цивилизация сегодня создаёт такую
гигантскую неопределённость для самой себя, которую в принципе не может
разрешить.
И чем больше у нас
дискретных знаний, тем меньше понимания того, как их увязать между собой. Это
касается и теоретической физики, и биологии, и информатики, и политики, и чего
угодно ещё.
14 сентября 2018
https://izborsk-club.ru/15844
|